“Потом в Гагарина вселился бес. Он вдруг встал на телеге во весь рост, повернулся к преподавателям и заорал:

– Лев Михайлович, как Олимпиада Петровна? А?” [10].

Толкалин описывает его сверхчеловеком, идеальным альфа-самцом. А у него были какие-то слабости? Он заплакать мог, например, из-за чего-то? “Да, бывало. В шестом-пятом ни разу не видел, а в третьем было”. И из-за чего? “Ну, сперли у него, я помню, куртку хорошую. У отца-то нет другой куртки. Всплакнул, было дело. Мы искали – не нашли. Был обычный человек”. А еще? “Проиграл как-то в футбол, его команда – тоже после разочек всплакнул. Но плакал зло. В следующий раз выиграл” [5].

А вот в Гжатском музее хранятся его письма из Саратова однокласснице Аиде Лукиной – крайне сдержанные, но понятно, что между ними были какие-то отношения. Известно какие? “Они там любовь крутили. Она чуть не вышла замуж за него. Понимаете, он физически, как парень, очень рано повзрослел. Мы еще были пацаны, а он – в шестом классе это был уже парень, который интересовался девочками”. “Внешне она выглядела спокойной и уравновешенной, а на самом деле была очень страстной. Она была красива, многие парни на нее засматривались, но Аида выбрала именно Гагарина.

После шестого класса Юра уехал учиться в ремесленное училище. <…> Но Аиду не забыл: почти каждую неделю писал письма, старался чаще приезжать на выходные домой. Аида же продолжила учиться в школе и ждала свадьбы – по слухам, ходившим в городке, Юрий сделал ей предложение. Чтобы быть поближе к любимому, после 10-го класса Аида поступила в столичный вуз. Спустя год им снова пришлось разлучиться – Юрий поступил в Саратовский техникум. Роман Аиды и Юрия длился больше шести лет”[12].

Нравы отличались от нынешних? “Ходили, за пальчики держались, звезды считали. Хамства не было” [5].

“Парочка присела на скамеечку, и Гагарин обнял Аиду, а та прижалась к его щеке. Кавалер же опустил руку на талию” [10].

Мы склонны воспринимать Гагарина как крайне застенчивого – в характерной советской манере: несветского, неартистичного, увальнеподобного – молодого человека, который, когда его целует Джина Лоллобриджида, держит руки по швам и подставляет ей щеку, не делая ни малейших попыток самому прикоснуться к ней губами; образ этот, судя по всему, совершенно не соответствует действительности; Гагарин имел большой опыт публичного флирта, вовсе не чувствовал себя в такого рода ситуациях “некомфортно” или “скованно” – просто, по-видимому, понимал правила игры и знал, что советскому офицеру лучше вести себя на публике не так, как рок-звезде.

Подробно расспрашивать Л. Н. Толкалина о юношеских увлечениях Гагарина бессмысленно – он и так пристально наблюдал за своим рано развившимся физически одноклассником и написал об этом все, что знал; поэтому мы возвращаемся к “прочим увлечениям”. Толкалин все время описывает банды противников. А у них была шайка? “Шайки не было, но мы вокруг Юры компоновались”. Он настаивает – именно вокруг него? “Он вообще такой плотный был малый, и братан пришел – он подучил его хорошо; он воевал в танковой разведке – там все было; и он знал приемчики. Нам-то неоткуда было знать, а он иногда помогал; сам не лез драться никогда, но сдачи давал хорошо”. Ну а всё же, на чем еще, кроме Гагарина, базировалась их группировка? “Наша группировка базировалась на оркестре духовом. Кто ходил туда – в основном наши одноклассники – носили с собой мундштуки”. Мундштуки? “Да, знали, что мундштуками в случае чего можно отбиться. У музыканта мундштук первое оружие – как кастет; поэтому мундштуки у нас всегда были в карманах”.

Мундштуки – и оружие: настоящее. “Не пользовались спросом немецкие автоматы «Шмайсеры» и наши «ППШ». Другое дело пистолеты. Были и офицерские «Парабеллумы», и «Вальтеры», и даже маленькие генеральские браунинги. В русских окопах находили наганы и пистолеты «ТТ». Оружием менялись по принципу: махнем не глядя. Обмененное оружие принято было чистить, смазывать и доводить до кондиции. Ржавые стволы оттирали до блеска, а потом воронили примитивным способом, разогревая в смеси льняного масла с углем. На этом частенько и попадались родителям. Они драли за оружие нещадно. Но это мало помогало. Прятали от родителей и милиционеров с одной целью: в нужное время пострелять. Юра, если видел новую систему, обязательно обменивался. Умел заряжать и стрелять из любого исправного образца, а неисправный – ремонтировал. За домом, в огороде, был крытый окоп, где прятались запчасти, патроны, инструменты. Там Юрку частенько и заставал отец Алексей Иванович и, бывало, журил, да так, что тот с полчаса незаметно почесывал свою заднюю часть”.

Окоп? Оказывается, еще до прихода немцев за каждым домом в Гжатске, в огородах, по распоряжению военного начальства, были вырыты окопы – в которых были и настоящие блиндажи, с настилами. После войны они использовались мальчишками – и Гагариным тоже – как склады оружия.

По правде говоря, в описании Толкалина послевоенный Гжатск напоминает русскую версию Дикого Запада. Здесь у каждого мужчины есть оружие, а мальчишки играют в войну с настоящими, заряженными боевыми патронами пистолетами. “В войну играли – улица на улицу, мы в наших окопах, а они – в своих. У нас у Петрова был «дегтярев». Ходили в атаку. Как дашь – не в людей, конечно, поверху, трассирующими, – цепь залегала. Ну и немецкие гранаты, толкушки бросали, они же такие, для атаки, метров на 25, не поражают – бросишь куда-нибудь…” [5].

Вообще, существует много свидетельств – и клушинских, и гжатских – того, что Гагарин в детстве постоянно имел дело с неразорвавшимися снарядами. У самых разных мемуаристов повторяется одна и та же мизансцена: он сидит верхом на снаряде и лупит по нему молотком, пытаясь снять взрыватель и добраться до пороха. Не будет натяжкой заметить, что, очевидно, эксперименты с неразорвавшимися снарядами в детстве способствуют тому, что в молодости человек без видимых проблем поднимается на лифте на верхушку заправленной тоннами горючего космической ракеты.

Общее впечатление от знакомства с толкалинской книгой и другими источниками можно резюмировать так: Гагарин рад был переехать из деревни в город, поменять крестьянскую атмосферу на мещанско-рабочую. Гжатск был для Гагарина комфортной средой, которая могла удовлетворить самые разные его запросы. Тем удивительнее: ни с того ни с сего Гагарин решает, не доучившись в семилетке, бросить школу после шестого класса и уехать в московскую “ремеслуху”. Это неожиданное решение дает повод подозревать, не было ли оно следствием некоего не известного биографам происшествия: не совершил ли Гагарин нечто такое, из-за чего ему пришлось спешно эвакуироваться из Гжатска?

Нет смысла утаивать – такие вещи лучше проговаривать: краем уха, с чужих слов, автор слышал, что молодой Гагарин якобы принимал участие в чем-то вроде